Зефир в шоколаде - Страница 34

— Фима, что ж ты так про меня, — вроде бы посетовал Антон, хотя обиженным не выглядел.

Она пальцем в небо ткнула.

— Правда. Я всегда правду говорю, все знают.

— Ты бы про себя правду рассказала, — без особого уважения посоветовала ей Алиса. Я заметила, что бедной старушке тыкают все, но она, кажется, не расстраивается. И отчества её мне никто не сообщил. — Уверена, что твоя молодость была более, чем бурная.

— Я всегда была порядочной девушкой. По ночам с мужиками не скакала, как некоторые.

— Это ты на кого намекаешь?

— На твою мать, которая тебе такое позволяет.

— Серафима, — голос Марины был усталым. — У нас же гости.

Но та её, кажется, не услышала. На Алису смотрела с прищуром, после чего откровенно ту пристыдила:

— Э-эх, к отцу на поминки вырядилась с голыми ногами, сидит, прижимается к этому чертяке. Никакого стыда у нынешней молодёжи.

Антон широко улыбнулся.

— Серафима, скажи честно, я тебе нравлюсь?

— Я уже не в том возрасте, — вдруг легко отозвалась старушка, чем всех посмешила. Всех, кроме Марины. — Мне мужчины уже давно не нравятся. Всю вашу подлую натуру вызнала.

— Валерия, а вы чем занимаетесь? — поинтересовался Сергей Владимирович, видимо, с намерением сменить тему.

— А разве не видно? — Алиса смотрела на меня весьма выразительно. — Она училка.

— Да, не узнал Боря эту радость, — поддакнул Антон. — Хоть у одной дочери мозги есть. А он надежду потерял.

Серафима радостно засмеялась, а Алиса надулась. Я видела, как она пихнула Антона в бок, а Марина Леонидовна поспешила предложить:

— Давайте пройдём за стол.

— Давно пора, — пробормотала Серафима, резво поднимаясь и устремляясь к распахнутым дверям столовой.

Я тоже поднялась, немного помедлила, пропуская вперёд остальных, и только Антон приблизился ко мне со спины и проговорил на ухо:

— А я тебе говорил: слушай меня.

Я пихнула его локтем.

— Хватит.

Алиса обернулась на нас, и я поспешила от Антона отойти.

За столом в основном говорила Серафима. Складывалось такое ощущение, что старушка жила воспоминаниями, а целью её жизни было уличать других в непристойном поведении. Она постоянно хитро прищуривалась, и у людей складывалось ощущение, что она знает какую-то их тайну. А так, как тайны есть у всех, даже у самых незначительных личностей, то побаивались её поведения многие. По крайней мере, опасались. Этим вечером Серафима говорила о моём отце, о его жизни, о жёнах и детях, о его достоинствах и недостатках, и надо сказать, я узнала много нового. И об отце, и о его личной жизни, и даже о его жизни с моей мамой. А ещё меня посетила мысль, что знать о моей маме столько подробностей, может только человек, который все эти годы с ней общался. А припомнив мамину осведомлённость о жизни отца, я заподозрила Серафиму в шпионаже, причём, она явно была двойным агентом. Потому что этим вечером сдавала мою маму Марине Леонидовне, рассказывая, как Оля (это моя мама, кстати) все эти годы стойко поднимала в одиночку ребёнка. Потому что в те годы, когда я росла и получала алименты, отец зарабатывал куда меньше, и толку от его выплат было немного. А Оля не жаловалась, Оля старалась, работала и теперь пожинает плоды. Какие именно плоды пожинает моя мама, я не совсем поняла, и явно Серафима не старалась сделать этими речами мне приятно, скорее уж она пыталась уколоть Марину Леонидовну. И ей это удавалось, а почему Марина так реагирует — мне было не совсем понятно и поневоле заинтересовало. Настолько заинтересовало, что я не удержалась и после ужина, когда мы оказались с Серафимой на одном диване у камина, вдали от остальных, я спросила:

— Моя мама и Марина Леонидовна когда-нибудь встречались?

Серафима включилась в игру по щелчку пальцев, наклонилась ко мне и зашептала:

— Насколько мне известно, нет.

— Странно.

— Что показалось тебе странным, деточка?

— Они так реагируют друг на друга. Точнее, только на упоминания имён. Это ещё более странно.

— Ну, Боря был мерзавцем, так что ничего удивительного.

— Это тут при чём?

— Как же. После того, как они с Мариной прожили свои медовые пару лет, он полюбил рассказывать ей, какая замечательная у него была жена. И чтобы не винить себя-любимого, винил её за то, что не общался с тобой. Хотя, это было справедливо.

— Ах вот в чём дело, — проговорила я, откидываясь на спинку дивана и складывая на груди руки. — А мама?

— А твоей маме он говорил, что его новая жена предел мечтаний любого мужчины. Возможно, так и было первый год, и он на самом деле так думал, но потом глаза начали открываться. Но твоей маме он упрямо это повторял. Наверное, для того, чтобы самому не было так обидно. Знаешь, ей даже повезло, что он перестал появляться. Но бедная Оля так и не вышла замуж.

Почему-то я никогда не смотрела на жизнь мамы с этой стороны. Конечно, когда повзрослела, начала задаваться вопросом, почему она, молодая и привлекательная женщина, не захотела больше выйти замуж, но мама всегда говорила о папе, негодующе, и я, в конце концов, уверилась в том, что отец отбил у неё всякую охоту повторять попытку замужества. Может, так, в какой-то степени, и было, а может, мама не просто негодовала, а страдала все эти годы по мужу-предателю. Вряд ли я наберусь смелости спросить её об этом сейчас, спустя годы.

— Вы ведь общаетесь с моей мамой, да?

— Мы созваниваемся иногда, — не стала спорить Серафима, мило улыбаясь.

— Удивительно, что она мне ничего не говорила, и мы никогда с вами не встречались.