Зефир в шоколаде - Страница 89

— Хорошо, спасибо.

— Но, думаю, нам не мешает поговорить серьёзно о том, что происходит.

Я невольно поморщилась.

— Извини, Стас, — я голос до предела понизила, — но у меня не то настроение… для серьёзных разговоров.

В коридоре так никто и не появлялся, и Станислав Витальевич рискнул до меня дотронуться, правда, жест вполне нейтральный, просто положил руку мне на плечо.

— Я понимаю. — Я даже в полумраке коридора, не смотря на стёкла его очков, смогла рассмотреть удовлетворение, мелькнувшее в его глазах. Надо думать, он был горд своей прозорливостью насчёт моего брака. Неприятно.

В компании с его пониманием я и ушла. Улыбнулась напоследок вроде бы благодарно, а скорее с надеждой избавиться и от его заботы, и просто внимания к моей персоне, и скрылась за дверью учительской. Надо сказать, что разозлилась на Стаса, за все его взгляды и намёки. Конечно, смотрели и намекали все, но разозлилась я на бывшего. Что, думаю, неудивительно.

Антон позвонил ближе к вечеру. Я как раз оказалась дома, с тяжёлой сумкой, забитой тетрадями, свалила их на письменный стол, и только-только успела пожалеть себя, как муж дал о себе знать. А когда я на звонок ответила, вместо того, чтобы сказать что-нибудь достойное момента, осознания его вины, в попытке извиниться, он вздохнул. Вздохнул и замолчал. После этого вздоха я ощутила нешуточное раздражение и едко поинтересовалась:

— Как понимаю, сказать тебе нечего?

— Ну почему же? — ожил Антон. — Но что-то мне подсказывает, что тебя мои речи не порадуют.

Я на стул опустилась, щёку рукой подпёрла.

— Антон, ты долго будешь меня мучить?

— А я мучаю? — Он хмыкнул, с определённой обидой. — Интересно, чем. Что пытаюсь убедить тебя домой вернуться?

— Ты не убеждаешь, ты требуешь.

— Ах, посмотрите, какой я требовательный. Жену домой зову!

Я даже пожалела, что на звонок ответила.

— Не начинай, пожалуйста. Я и без того устала.

— Лера, знаешь, что самое страшное? Что я прекрасно знаю, что ты в данный момент делаешь. Знаю, что ты пришла из школы, знаю, что устала, и также знаю, что ты себя жалеешь и ненавидишь меня. И именно этим будешь заниматься весь сегодняшний вечер. И это меня убивает. Я как-то не так представляю себе свою жену.

Стало обидно, я губу закусила, но всего на секунду. После чего сказала:

— Зря ты так обо мне думаешь. Я не собираюсь себя жалеть. Было бы из-за кого!

Антон что-то проговорил в сторону, я не расслышала, но голос был крайней недовольный. Моим бравурным речам он явно верить не спешил, а затем и позвал, не скрывая тоскливых ноток:

— Снежинка…

— Перестань меня уговаривать! — разозлилась я. — Я тоже прекрасно понимаю, для чего ты всё это делаешь. Хочешь внушить мне чувство вины! Что это я тебя бросила, я от тебя ушла… И, да, Антон, это я от тебя ушла. И ты прекрасно знаешь причину. Поэтому перестань трепать мне нервы!

Антон молчал, я его недовольство чувствовала настолько остро, будто он на расстоянии вытянутой руки от меня находился. А себе посоветовала не торопиться, и язык немного прикусить. Иначе наговорю сгоряча, и окончательно всё испорчу.

Наконец муж себя пересилил и заговорил, причем с намерением отойти от острой темы.

— Говорила с мамой?

— Говорила, — созналась я, уже более спокойным тоном. — И с твоей говорила, и со своей говорила.

— И что сказала?

— А как ты думаешь? Вряд ли бы они обрадовались правде. Скорее уж нас обоих четвертовали за такое враньё.

— Да? — переспросил Антон, неожиданно разобидевшись. — А так только меня. Потрясающе.

— Ты сам виноват.

— Лера, я не шучу. И даже не прошу, я требую!..

— Опять? — поразилась я.

— Именно. Требую, чтобы ты вернулась домой! — И выдал громовым голосом: — Я муж или не муж?!

Несмотря на то, что Антон меня видеть не мог, я мстительно улыбнулась.

— Я ещё не пришла к однозначному выводу.

— Выпороть бы тебя, — зловеще начал он, а я перебила.

— Не посмеешь.

Антон снова вздохнул.

— Знаю.

Мы снова замолчали, я поводила пальцем по столешнице. Прекрасно понимала, что тяну время, вместо того, чтобы скоренько распрощаться с мужем, с которым вроде как разводиться задумала, и трубку повесить. Но нет, я молчала, он сопел, и всё равно это было лучше, чем остаться одной в тишине квартиры.

— Родители уехали? — спросила я.

— Нет. У них нет уверенности в том, что я сумею справиться с болью и разочарованием, и не наложу на себя руки. Караулят.

Я не удержалась и презрительно фыркнула.

— Ради Бога!

— Что? Думаешь, я не способен на сильные эмоции? Ты разбила мне сердце!

— Я вешаю трубку, — предупредила я. И не преминула добавить: — Клоун.

— Лера! — позвал он, и я вернула трубку к уху.

— Что?

— Спокойной тебе ночи, родная. Я завтра проверю.

Отвечать на грязные намёки и предостережения я сочла ниже своего достоинства, и просто отключила телефон.

Вот не была бы она его женой!

В тот момент, когда Антон услышал гудки в трубке, он очень многое себе представил. Что бы он сделал с этой упрямой представительницей женского пола, не будь она его женой. Законной, родной и любимой. А так, как Лера ею являлась, ему следовало её беречь, о ней заботиться, и прощать всяческие глупости. По крайней мере, относиться к женским слабостям снисходительно. А он нетерпимый и раздражительный, а ещё совершенно не чуткий. И если про терпение и снисходительность ему отчим уже два вечера подряд рассказывал, точнее, всеми силами наставлял, то про его недостатки и абсолютную неподготовленность к серьёзным отношениям с хорошей девушкой, рассказывала ему мама, преимущественно за завтраком. Видимо, торопилась загрузить правильными вещами чистый, отдохнувший за время ночного сна мозг. И всё это было невыносимо, и даже несправедливо, потому что Антон искренне не понимал, за что на него свалилось сие наказание. И в виде любимой женщины, недоверчивой и любящей сбегать из дома, и в виде родителей, которые, по всей видимости, поставили себе целью свести его с ума. Правда, сами родители называли это: помирить детей. Можно подумать, что ему восемнадцать лет, и он сам не соображает, что ему делать и как правильнее поступить.