— Очень жаль. Придётся спросить в лоб.
— Спроси.
— Это ведь ты заказал ту статью?
Антон непонимающе вздёрнул брови, но уже слишком нарочито у него вышло.
— Какую статью?
Я не спускала глаз с его лица, и его видимое хладнокровие меня пугало. Антон смотрел на меня, в упор, и врал.
— Ту самую, Антон.
Он носом повёл, посмотрел в свою тарелку, затем принялся наматывать спагетти на вилку. Не торопился, и накрутил много, вот только в рот брать не спешил. И в итоге спросил:
— Почему мы опять об этом говорим?
— Я тебе уже объяснила. У меня фаза неприятных открытий.
— Да? — Муж, не скрываясь, усмехнулся. — И кто тебе глаза открывает? Я так, из любопытства спрашиваю.
— Самое неприятное, Антош, что ты.
Он вилку на тарелку положил, поставил её на подоконник рядом, а руки на груди сложил.
— Понятно. Перемирие закончилось.
— А у нас перемирие было? Что ж ты раньше не сказал?
— Лера! Ну, какая на хрен разница, кто что кому-то когда-то сказал? Ты допытываешься, чего я хочу? Что для меня важно? Или ты хочешь докопаться до истины?
— Я не понимаю, что означает «докопаться». Если получить ответ на свой вопрос, то да.
— Зачем?
— Потому что моя жизнь всё больше смахивает на одну большую афёру! В твоём исполнении. Вот зачем. А ты, после каждого моего вопроса, выглядишь всё более оскорблённым и становишься в позу. Ты даже не отрицаешь ничего больше, Антон.
Он подбородок потёр. Потом от стены оттолкнулся, пересёк кухню и подошёл ко мне. На корточки присел, чтобы в лицо мне смотреть. Я же смотрела в сторону, куда-то за его плечо.
— Все эти месяцы я очень старался сделать тебя счастливой. И мне казалось, что у меня получается. Ты улыбалась, ты сияла, Лера. И мы даже не ругались, что очень меня удивляло. Но у нас был свой дом, своя отдельная от других жизнь. Постель в нашей спальне нашего общего дома. И мне, честно, казалось, что мы оба довольны происходящим. Лера, ты зря думаешь, что я настолько хорошо притворяюсь. Даже ради больших денег нельзя с таким удовольствием заниматься сексом с женой, особенно с нежеланной женой, которая тебе мешает. И я помню, с чего начинался наш брак. С каких разговоров и договорённостей, и поэтому я стараюсь понять все твои сомнения. Поэтому в любой момент примчусь к тебе, по первому зову, поэтому я готов держать тебя за руку сутками, а если ты уйдёшь наконец со своей доставучей работы, то сможешь ездить со мной в офис и на все встречи, и я опять же твоей руки не выпущу. Я… буду говорить тебе «люблю» столько раз в день, сколько ты захочешь это слышать. Пока тебе не надоест, пока ты от этого не устанешь. И если я не таю, произнося эти слова, как герой латинского мыла, на которое ты ссылаешься, то это совсем не значит, что я этого не чувствую или притворяюсь. Или вру тебе. Я не вру. Но я не знаю, как тебе это доказать. В последнюю неделю ты только тем и занимаешься, что ловишь меня на лжи. Да, возможно, ты права, и я вру. Иногда, когда мне это выгодно. Но я тебе клянусь, что я не соврал тебе ни разу с того момента, как мы вышли из загса. — Антон моргнул и добавил: — Ничего нового, ни одной новой лжи. А то, что было до этого… Скажем так: я никогда и ничего не сделаю тебе во вред. И всё о чём я прошу тебя, вот именно в эту минуту: просто поверь мне и подожди. Я со всем разберусь. А если тебя интересует моё отношение к тебе, то я его уже озвучивал много раз: ты моя жена. И, поверь, когда я произношу эти слова, они куда весомее банального «люблю». Потому что любить я могу кого угодно. А жить я хочу со своей женой. И именно это я понял за месяцы брака. И лично для меня это большое открытие.
Я слушала его, закусив губу от волнения, потом осторожно вытянула руку из-под его ладони. Провела рукой по стеклянной поверхности стола.
— То есть, тебе со мной удобно?
— Нет. Ты слишком любишь докапываться до мелочей. И не только во мне, но и во всём вокруг. И это не единственный твой недостаток. Но это совершенно неважно. Я просто хочу, чтобы ты была здесь, в моём доме… в нашем доме. Чтобы я приходил домой и видел тебя. Довольную, улыбающуюся. И всё, о чём я прошу, дай мне возможность, карт-бланш, вытащить нас из этой истории с наследством.
— Каким образом, Антон? Обманывая и мошенничая?
Он глаза закатил, поднялся и в порыве возмущения даже спиной ко мне повернулся. Я же уставилась на его спину, на белую, помявшуюся за день в офисе, рубашку.
— Лера, ты понятия не имеешь, как ведутся дела и строится бизнес. Честно — никогда не бывает.
— Ты выставил меня на посмешище.
Антон обернулся на меня. Усмехнулся хищно.
— То есть, ты уже вынесла приговор. Меня обвинила?
Я смотрела ему в глаза. Негромко попросила:
— Тогда скажи, что ты этого не делал.
Он смотрел на меня и молчал. Я сделала несколько неглубоких вдохов, словно задыхалась, потом поднялась.
— Лера, это большая игра.
Я кивнула, направилась вон из кухни. А мужу только рукой махнула.
— Я уже поняла. Играй. Ради Бога.
— Куда ты?
— Вещи собирать.
— Опять?
Я повернулась к нему, уже успев подняться на несколько ступенек.
— Да, опять! И в этот раз желания держать меня за руку тебе будет мало.
Он головой покачал.
— Ты не можешь уйти.
— О, ещё как могу! И знаешь почему? Потому что я не хочу оставаться здесь. И у меня нет истерики, как в прошлый раз. И я даже не злюсь. Но то, что ты говоришь, и какие доводы приводишь: «потерпи» и «большая игра» меня не устраивают! Никак не устраивают. Потому что я не хочу жить с человеком, который бесконечно во что-то играет. Сейчас в моё наследство, затем в выгодную сделку, после ещё во что-то. Это не семья!