Зефир в шоколаде - Страница 43

Постель, на которую мы упали, в первый момент показалась прохладной. Я трясущимися от небывалого возбуждения руками стаскивала с Антона футболку, он одновременно пытался вылезти из джинсов, а когда, разделавшись с одеждой, буквально рухнул на постель, практически на меня, у меня дыхание пропало. Лихорадка и небывалый жар, и его прикосновения, неожиданно ставшие на удивление нежными. Он замер надо мной, голову опустил, прижимаясь лбом к моему лбу, дышал тяжело, будто пытался уговорить себя на недолгую паузу, но я сама потянулась к его губам и поцеловала. Обхватила его ногами, выгнулась ему навстречу, и его выдержке пришёл конец. Уж не знаю, для чего он себя на неё настраивал, но когда отбросил её в сторону, даже зарычал негромко, и нам обоим стало хорошо. Одно движение, один сильный толчок, и мы снова замерли, сплетённые руками и ногами на постели, и только дыхание Антона щекотало мою щёку. А я просто лежала, уставившись в тёмный потолок и кусала нижнюю губу. Потом его за плечо укусила. Он выдохнул, но явно не от облегчения, спина была напряжённая, потом голову повернул и снова меня поцеловал. Я на поцелуй ответила, пальцы запутались в его волосах, а Антон меня немного приподнял, подстраивая под своё тело, руками подхватил, и я голову назад откинула, напрочь позабыв о поцелуях. На следующие несколько минут я ему своё тело подарила, я ему его отдала, навеки веков и в услужение… Как ещё сказать и описать моё состояние, я не знаю. Но Антон знал, и мне оставалось только закрыть глаза и подстраиваться под него, под его движения и темп. Его ладонь гуляла по моему телу, от шеи к животу и обратно, иногда поднималась к лицу, пальцы касались губ, я один раз даже укусила его, а Антон рассмеялся и тогда наклонился, чтобы меня поцеловать. В эти минуты я его любила. Любила то, что он делал с моим телом, любила то, как он прикасался и целовал, любила, как он отводил мои руки, решительно и неуклонно, когда я стремилась что-то сделать, как мне казалось, для него, а ему это мешало. Зато я приняла его и обняла, когда он подошёл к краю и его затрясло. Я гладила его по спине, гладила его затылок, и дышала с ним вместе, на разрыв, но вряд ли понимала, что и для чего я делаю, хотя и запомнила очень чётко именно эту минуту, минуту его удовольствия. Все остальные воспоминания и пережитые эмоции помнились, как в липком тумане, жаром и нехваткой воздуха. Моё тело вздрагивало и горело под его телом, пальцы не слушались, но я продолжала прикасаться к Антону, никак не могла остановиться.

Наконец он поднял голову от моего плеча, коснулся носом моего носа, а я улыбнулась. И порадовалась, что темно и он моего лица рассмотреть не может, потому что даже я, даже в таком состоянии, уловила и прочувствовала эту свою улыбку — пьяной от полученного удовольствия женщины.

— Было здорово, — проговорил он негромко, но тон был очень довольный.

— Было здорово, — повторила я за ним эхом. Моя нога соскользнула с его бедра, рука продолжала гладить его плечи, а губы сами потянулись к его губам, как только он склонил голову чуть ниже.

— Не жалеешь?

— Нет. С чего бы?

— Да, да, я помню. Ты бежала сюда бегом.

Мне оставалось лишь посетовать:

— Ты точно этого не забудешь.

— Ни за что. — Он перевернулся на спину, и я оказалась у него под боком. Пристроила голову на плече Антона, и тогда уже, в потёмках, принялась оглядывать комнату. Но кроме очертаний и стен ничего толком рассмотреть не могла.

— У тебя тоже спальня-кабинет? Как у отца?

— Что-то вроде того.

— Это странно.

— Почему? — Он заложил одну руку за голову и вздохнул, я бы сказала, что с чувством выполненного долга. Хорошо выполненного.

— Потому что все нормальные люди стараются дела и удовольствия не смешивать. А у вас, я посмотрю, это в чести.

— У вас — это у кого?

— Ты понял.

— Нет.

— Понял, — настаивала я, мне даже в бок его пихнуть лень было. Тело было таким расслабленным, меня почти не слушалось. Я могла только дышать и щуриться от напавшей сонливости. Щекой прижималась к горячей коже мужского плеча, под ладонью, что лежала на его груди, курчавились жёсткие волоски, я чувствовала резковатый мужской запах удовлетворённого мужчины, и мне было хорошо и спокойно. И хотелось спать.

— Лера.

— М-м?

Антон погладил меня, ладонь прогулялась по моему боку и остановилась под грудью.

— Завтра утром ты проснёшься, и я хочу, чтобы ты мне улыбнулась.

Я непонимающе моргнула, голову подняла, снова столкнулась носом с носом Антона, потому что он, оказывается, мне в лицо смотрел.

— Думаешь, я не сделаю этого без напоминания?

— Я не знаю. У тебя так много в голове лишних мыслей, что я не знаю.

— Это ты о моих сомнениях на твой счёт?

— Это я о них.

Я немного развернулась, чтобы быть к нему лицом, и проговорила ему в губы:

— Скажем так, некоторые из них ты удачно развеял.

Антон тоже улыбнулся, я почувствовала, как его губы растянулись, потом руки подтянули меня повыше, на его тело. Ладони устроились на моих ягодицах и сжали их.

— Серьёзно? Ну, я могу стараться всю ночь, чтобы к утру ни одного не осталось. Чтобы ты не усомнилась ни на мгновение… — Хохотнул. — Чтобы ни одного тёмного пятнышка на мне не увидела.

Я обвела пальцем его лицо.

— Думаю, скорее я предпочту закрыть на них глаза. Со спальней-кабинетом ты вряд ли избавишься ото всех тёмных пятен… на своей репутации.

— Я буду стараться, — пообещал он и меня поцеловал.

8

За последний месяц это стало для меня вторым потрясением, честно. В первый момент, когда я увидела эту газету, а точнее, свою фотографию на первой полосе, я перестала дышать. И дело не в том, что это было безумно приятно, и сбылась моя мечта, увидеть своё имя в газете, нет, дело было в заголовке и в другом снимке, рядом, на котором меня и узнать-то было невозможно, настолько он был некачественным и тёмным. И оттого ещё более неприличным. Так мне, по крайней мере, показалось. Узнать слившуюся в страстных объятиях парочку на нём, возможным не представлялось, но выглядела фотография откровенной порнографией, не знаю, как так получилось. Правда, со стороны я на себя во время поцелуев не смотрела, может, всё на самом деле так? И я столь откровенно висну на мужчинах, впиваюсь им в губы поцелуем, и позволяю их рукам залезать мне под подол… и всё это на виду у людей.