Зефир в шоколаде - Страница 106

106

Я потянула его наверх и поцеловала в губы. Потом руки за голову закинула, позволяя мужу делать со мной всё, что хочет. Глаза закрыла и только дышала сбивчиво и поверхностно, чувствуя, как губы Антона касаются моего тела. То там, то там, дразня и разжигая. А потом он вернулся ко мне, обжёг мои губы горячим дыханием, а когда отстранился, поднял мою ногу и поцеловал в пятку. Щекой потёрся, и я невольно ногой дёрнула.

— Щекотно!

— Я знаю. — И снова щекой потёрся, а я захохотала.

Я его любила. Любила, любила, чёрт возьми. Когда он вошёл в меня, одним сильным толчком, я ахнула, но и подумала о том, что люблю. И руки к нему протянула, обняла, запустила пальцы в его волосы, а щекой прижалась к плечу Антона. Глаза закрыла, отстраняясь от всего мира с его многочисленными проблемами и неурядицами, сейчас значение имел только мой муж и его старания ради моего удовольствия. Ладно, не буду эгоисткой: ради нашего общего удовольствия. Потом веселье ушло, и все мысли меня покинули, моё тело на самом деле стало напоминать зефир, мягкий и податливый, я перевернулась, когда Антон этого захотел, и лишь довольно вздохнула, чувствуя, как он целует мою спину. Одеяло скомкала, вцепилась в него, голову повернула и попыталась поймать губы Антона, хотелось его поцеловать. А муж на меня навалился, вжал в постель и снова проговорил мне на ухо, что я его Зефирчик. Мне начинало это нравиться.

Потом я долго лежала в темноте. Совершенно не спалось, да ещё и не так поздно было, а вот Антон уснул, обнял меня и успокоился. Сил много потратил, я его по волосам погладила и осторожно поцеловала в щёку. Обвела взглядом тёмную комнату, подумала о том, что чувствую себя дома. А на моей прикроватной тумбочке так и лежит моя заколка, которую я забыла. Антон её даже не убрал, не сдвинул ни на сантиметр. Это показалось важным. Вот только сон никак не шёл ко мне, мне показалось, что я очень давно лежу, слушаю дыхание мужа, а мысли вновь начали возвращаться к Марине и их совместной поездке. Думать об этом не стоило, и не думать не получается, поэтому я, немного посомневавшись, осторожно выбралась из-под руки Антона. С постели встала, взяла в ванной халат мужа и завернулась в него. Спускаясь по лестнице на первый этаж, забрала с перил галстук Антона и его свитер. В отличие галстука тот явно висел здесь раньше, брошенный за ненадобностью. Прошла по дому, включая везде свет и заглядывая в комнаты, проверяя порядок, потом прошла на кухню и налила себе апельсинового сока. Присела на высокий табурет у окна, стала вглядываться в темноту на улице. Где-то далеко, на другом берегу Волги, виднелись огни, они отражались в воде, как и луна, абсолютно круглая сегодня. На отражения в воде я и смотрела. Пила сок, думала о чём-то беспокоящем, но отстранённом, совсем не о Марине, и смотрела на огни.

— Что случилось?

Я резко повернула голову, не испугалась голоса мужа, но удивилась. И почему-то шёпотом проговорила:

— Ты спал.

— Спал. — Антон со всей серьёзностью приглядывался ко мне. Из одежды только пижамные шорты, босой, Антон живот потёр, потом ко мне подошёл, и снова спросил: — Что случилось?

— Ничего. — Я протянула к нему руку, обняла за талию и поцеловала именно в живот. Антон заметно расслабился, погладил меня по волосам и совсем другим тоном поинтересовался:

— Ты почему не спишь?

— Не знаю, не спится. Смотрю на воду.

Антон тоже в окно глянул. Хмыкнул.

— Там же не видно ничего.

— У меня хорошее воображение.

Он снова хмыкнул.

— Это да, мне можно позавидовать.

Я несильно пихнула его локтем. А Антон присел за моей спиной и руками меня обхватил, пристроил подбородок на моём плече.

— Лерка, что мне с тобой делать, а?

Я взяла его за руку, посмотрела на обручальное кольцо, ещё секунду молчала, потом сказала:

— Знаешь, чего я всегда боялась?

— Чего?

— Повторить судьбу матери. — Я повернулась, и Антону пришлось выпрямиться, но от меня не отодвинулся. А я продолжила, пока смелости набралась. — Не в том смысле, что меня бросят с ребёнком, а… что моя жизнь превратится в сплошное воспоминание. И ты первый, кому я это говорю. Можешь пугаться.

— Не собираюсь я пугаться. И твои страхи вполне объяснимы.

— Да? — Я невесело усмехнулась. — Странно, себе я их объяснить никогда не могла. Я ведь его почти не помню, Антон. И до последнего времени я была уверена, что с моей жизнью всё в порядке. Что он мне не нужен был совсем, что я не скучала и уж точно его не любила. А потом увидела его… в гробу, и что-то изменилось во мне. — Я снова посмотрела за окно, потом голову закинула, чтобы слёзы остановить. — Хорошее время я выбрала для такой темы, да?

Антон устремил на меня внимательный взгляд, затем поторопил:

— Говори.

Я всё-таки вытерла слёзы, и продолжила:

— После его смерти я поняла, что я неправильно оценивала свою жизнь. Я во всём ошиблась. В своём отношении к нему, в своём отношении к маме, в своей жизни. Я всегда считала, что мама на него злится, и этой злостью живёт. Ну, вот случилось так, вот такое огромное разочарование, предательство, и она простить не в силах. Поэтому не вышла замуж, даже не стремилась к этому. Я не помню других мужчин в её жизни. А это не нормально. И я не хотела, я боялась этого, боялась обжечься так, что вся оставшаяся моя жизнь превратится в воспоминание об одном человеке. А теперь я думаю, что она все эти годы ждала. Ждала, что отец опомнится, придёт… хотя бы для того, чтобы прощения попросить. А он так и не пришёл. Сказать: не успел? Наверное, значит, соврать. Он не захотел, забыл… А это ещё страшнее, понимаешь?

106